Я иду по улице. Один.
Десять лет назад моя жена растаяла у меня на руках. Мой брат врос в стену и жил так ещё три дня, потому что мне не давали прервать его страдания. У меня никого нет, кроме этих жалких бесформенных пародий на человека.
Я иду по улице.
Они сказали, что мне повезло. Охрененно. Это им повезло, а не мне. А ещё больше повезло тому парню, который смог жонглировать грузовиками. Или тому, который научился летать. Почему я не научился летать?!
Иду по улице. Правая сторона тела опять начала сочиться слизью.
Они говорят, им есть до меня дело. Какое? Какое, если они восторгаются этими суперменами, а я сижу тут, в гетто?
Они говорят, что не помогают мне, потому что я коммунист. Да пошли они к чёрту! Естественно, я коммунист! Да полДжокертауна коммунисты! Русские используют наших вместо пушечного мяса, но хотя бы считают за людей.
Я иду, и у меня в кармане пистолет.
Перестреляю всех нахрен. На третий-то раз должно хватить смелости…
Говорят, среди натуралов есть нормальные. Те, что помогают. Или хотя бы не отворачиваются. Говорят, Ополченцы на нашей стороне. Я не верю – какое дело этим творцам правосудия до нас?
Мне говорят, что я сам должен решить свою судьбу. Что каждый из нас – воплощённый выбор, олицетворённое сомнение . Что натуралам так же плохо, как и любому из нас.
Им всем плевать, что я уже одиннадцатый год медленно таю и сам.
Что надо сделать, от чего отречься, чем пожертвовать, чтобы не смотря ни на что иметь смелость оставаться человеком?
Я иду по улице. Ибо… а что мне ещё делать?
